ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>Вербальные психические конструкции в отличие от чувственных моделей-репрезентаций моделируют не столько объекты, их действия и свойства, сколько ситуации реальности в их развитии, сложные взаимодействия объектов друг с другом и не воспринимаемые непосредственно причинные связи и закономерности реальности. Другими словами, сложные и меняющиеся аспекты реальности, которые либо плохо доступны, либо вовсе недоступны чувственному моделированию. Некоторые вербальные конструкции репрезентируют сознанию в обобщенном виде многие сходные грани реальности и даже модели их типовых изменений в виде неких правил и законов. Например, вербальная конструкция: всякое тело, подброшенное вверх, падает на землю, если оно тяжелее воздуха, обобщает динамику многих конкретных ситуаций реальности и помогает лучше понять и прогнозировать их, хотя сама не имеет прямого аналога в реальности, так как в реальности нет всякого тела. Она объясняет реальность, делает ее понятной и предсказуемой.
Вербальные конструкции могут репрезентировать недоступные восприятию, а следовательно, и чувственному моделированию аспекты реальности. В частности, то, например, что слоны – потомки мамонтов, или то, что Америка была открыта европейцами. И все же важнейшей их функцией является дескриптивная – простое описание доступных восприятию объектов, то есть замещение чувственных моделей реальности моделями вербальными, что позволяет осуществлять передачу информации в процессе коммуникации между людьми. Например, описательная, или дескриптивная, конструкция заменяет множество зрительных и слуховых образов, а также ощущений иной модальности, репрезентирующих соответствующее положение дел в окружающем мире. Такое вторичное, или повторное, психическое моделирование происходит путем замещения чувственных моделей-репрезентаций объектов или явлений, их свойств, отношений или действий обозначающими их «ярлычками» – соответствующими вербальными образами. Б. Рассел (2000) пишет:
Под «дескрипцией» (описанием) я понимаю фразу вида «то-то и то-то»… Мы будем говорить, что объект «известен по описанию», если знаем, что он есть «то-то и то-то»… что существует один объект… который обладает известными свойствами… что относительно этого объекта у нас нет знания подобного объекта посредством знакомства [с. 191–192].
Многие универсалии, как и многие партикулярности, известны нам лишь по описанию. …Главное значение знания по описанию заключается в том, что оно позволяет нам выйти за пределы нашего личного опыта. Несмотря на то что мы можем познавать истинные положения, состоящие лишь из терминов, полученных благодаря знакомству, мы можем все же познавать посредством описания и то, что мы никогда и не воспринимали. Принимая во внимание узкие границы нашего непосредственного опыта, мы должны сказать, что этот итог очень важен… [с. 196–197].
В результате дескрипции появляются вербальные психические конструкции, описывающие реальность, например моделирующие определенное положение дел, действия и (или) свойства объектов. Например: медведь слез с дерева, идет мокрый снег, Петр надел шапку и застегнул пальто и т. д. Так формируются дескриптивные вербальные модели реальности. В. Вундт (2007) пишет:
…предложение… шаг за шагом непосредственно следует созерцаемому процессу, следовательно, репродуцирует его в воспоминании совершенно так же, как оно протекало в восприятии. …Закономерное сцепление внешних явлений, представляющееся созерцанию и вызывающее ассоциацию, вынуждает представления связываться друг с другом равным образом закономерно [с. 124].
И далее В. Вундт указывает на важнейшую вещь, которую современная психология не усвоила, приняв из логики в качестве общепринятой другую точку зрения на сущность вербального мышления. В. Вундт (2007) совершенно верно замечает, что:
…наше мышление возникает из связи вещей в природе, которую человек видит вокруг себя, и самое это мышление является не чем иным, как субъективным воспроизведением закономерного хода вещей в природе [с. 124–125].
…даже самое отвлеченное, далекое от непосредственного созерцания мышление шаг за шагом развилось из созерцательного [с. 114].
Доминирующая же сегодня в логике, философии и психологии позиция заключается, как уже обсуждалось выше, в том, что вербальное (концептуальное, рациональное, понятийное, словесно-логическое) мышление подчиняется логическим законам, в соответствии с которыми вербальные конструкции и строятся по каким-то абстрактным законам и правилам логики, языка, синтаксиса и т. д.
В. Вундт прав относительно того, что наше вербальное мышление замещает вербальными конструкциями (конструкциями из понятий) образы представления и воспоминания реальных или возможных изменений окружающего мира, поэтому человеческое мышление представляет собой процесс формирования связных последовательностей чувственных и символических (вербальных) образов и конструкций из них, репрезентирующих (в основном) окружающую нас реальность.
Описывая мышление, Л. С. Выготский (2005с) говорит о трудностях трансформирования чувственных моделей в вербальные, которое носит название вербализации:
Мысль не состоит из отдельных слов – так, как речь. Если я хочу передать мысль: я видел сегодня, как мальчик в синей блузе и босиком бежал по улице, – я не вижу отдельно мальчика, отдельно блузу, отдельно то, что она синяя, отдельно то, что он без башмаков, отдельно то, что он бежит. Я вижу все это вместе в едином акте мысли (как правило, в форме визуального образа бегущего мальчика. – Авт.), но я расчленяю это в речи на отдельные слова. …Мысль можно было бы сравнить с нависшим облаком, которое проливается дождем слов. Поэтому процесс перехода от мысли к речи представляет собой чрезвычайно сложный процесс расчленения мысли и ее воссоздания в словах [с. 434].
Трудности вербализации сенсорной конструкции Л. С. Выготский (2005с) иллюстрирует на примере одного из героев Г. Успенского, который говорит:
Я бы тебе, друг ты мой, сказал вот как, эстолького вот не утаил бы, – да языка-то нет у нашего брата… вот что я скажу, будто как по мыслям и выходит, а с языка-то не слезает. То-то и горе наше дурацкое [с. 433].
М. Коул и Сильвия Скрибнер [1977, с. 151] отмечают, что в вербализации наиболее отчетливо проявляется влияние образования.
Вербальное мышление не существует вне чувственного мышления, так же как и чувственно-наглядное (созерцательное, по Вундту) мышление у взрослого человека не может существовать без понятийного. Эти два вида мышления у человека неразрывно связаны между собой, и обсуждать их изолированно можно лишь теоретически. Потому, например, «личное тождество», о котором пишет У. Джеймс [2000, с. 59], и не поддается интеллектуальному истолкованию при помощи концептов (понятий). Оно переживается на уровне не вербального, а чувственного мышления. На уровне понятий оно лишь вербализуется. В попытке изолированного рассмотрения чувственного и понятийного мышления коренятся те самые «головоломки, возникающие при переводе перцептов на язык концептов», обсуждаемые У. Джеймсом [2000, с. 58–61].
Вербальные конструкции играют важную роль в формировании новых понятий. Так, вновь созданная дескриптивная вербальная конструкция может описывать нечто – какую-то сущность, обозначаемую затем новым понятием. Примером дескриптивной вербальной модели объекта является описание лития120, данное Ч. Пирсом. Обсуждая его, У. Эко (2005) замечает:
…в данном определении Пирса нет четкого различения между признаками… которые можно считать «основными», и теми, что могут быть так или иначе выведены из «основных». Например, если бы Пирс сказал, что литий – это один из щелочных металлов, некоторые из записанных свойств лития можно было бы считать автоматически имплицируемыми121 (ссылка моя. – Авт.). …Удовлетворительный перевод этого определения в формальное семантическое представление должен был бы разделить эти два уровня интерпретации [с. 312–314].
Из сказанного У. Эко следует, что существует и принципиально другой вариант построения вербальных конструкций, тоже способных выступить в качестве вербального значения рассматриваемого понятия. Конструкции такого рода не описательные, а абстрактные, или, как говорит автор, «формальные». Пример: литий – это один из щелочных металлов. Если дескриптивная вербальная конструкция Ч. Пирса описывает сенсорную модель-репрезентацию лития, его взаимодействия с другими объектами и их совместные изменения, то формальная вербальная конструкция У. Эко конструирует объект литий на основе присущих последнему абстрактных признаков, которые сами были ранее конституированы с помощью других вербальных конструкций.
Вербальные психические конструкции можно разделить на две большие группы. Первая группа – это устойчивые и четко структурированные вербальные конструкции. Они всегда обозначаются понятием или сложным понятием, состоящим из двух или более понятий. Их можно назвать также обозначенными понятиями вербальными конструкциями. Вторая группа – это не обозначенные понятиями конструкции, которые могут со временем превратиться в обозначенные или исчезнуть.
Сенсорная модель-репрезентация любого объекта несравнимо более многообразна, чем ее вербальный «заменитель» – вербальная модель. Если сенсорную модель метафорически сравнить с яблоком, то вербальную конструкцию-заменитель можно сравнить с его разрезом лишь в одной из бесконечного множества возможных плоскостей. Вместе с тем вербальные модели порождают совершенно новые возможности моделирования реальности, недоступные сенсорным моделям.
А. Райнах (2006а), например, пишет:
Как различны суждения «А находится слева от В» и «В находится справа от А», хотя в их основании лежит совершенно идентичный фактический состав, так различны и суждения «Роза дает реальное существование красному цвету» и «Красный цвет присущ розе». И то и другое суждение, в свою очередь, отличаются по своему значению от суждения «Роза красная», которое основывается на том же фактическом составе [с. 504].
Вербальная модель, казалось бы, того же аспекта реальности, который моделируется одной и той же сенсорной моделью-репрезентацией, не просто по-иному представляет его, она создает новые, неожиданные и порой не вытекающие непосредственно из этой сенсорной модели аспекты какой-то иной реальности: «роза есть, она бытийствует», «красная роза бытийствует», «бытие красным розы» и т. д. Она, как нож, рассекающий яблоко, вскрывает в этой сенсорной модели-репрезентации новые, недоступные сенсорному моделированию грани и стороны реальности, которые, впрочем, не всегда даже присущи этой реальности, так как могут быть и продуктом нашего вербального конструирования, искажающего реальность.
Создаваемые нами на основе одной и той же сенсорной модели-репрезентации вербальные модели предметов могут приобретать жизнь, независимую от того объекта, который они вроде бы изначально моделировали. И вообще моделировать какую-то иную, не моделируемую нами сенсорно вовсе реальность. А. Райнах (2006а) продолжает:
…бытие красным розы мы должны строго отличать от самой красной розы. …Красная роза растет в саду, она может увянуть; бытие красным розы не находится в саду, и не имеет смысла говорить о его увядании [с. 505].
На основе одной и той же сенсорной репрезентации реальности можно смоделировать вербально совершенно разные аспекты реальности. Например, «красное – качество розы». Однако качества как сущности явно нет в сенсорной модели розы. Оно создается исключительно благодаря возникновению другой вербальной конструкции, выстроенной сознанием. А. Райнах замечает (2006а):
Если где-то существует красная роза, то вместе с существованием этой вещи дано и бесчисленное множество положений дел – позитивных и негативных. Красная роза существует, роза красная, красный цвет присущ розе, роза не белая, не желтая и т. д. Красная роза – этот единый вещный комплекс – является фактическим составом, лежащим в основании всех этих положений дел (всех вербальных моделей, моделирующих данный аспект реальности – красную розу. – Авт.) [с. 510].
На каком-то очередном этапе индивидуального развития психики вербальные психические конструкции отрываются от сенсорных моделей, они перестают их только «дублировать» и становятся независимыми от них. Начинается вербальное конструирование реальности. При этом вербальные конструкции могут как действительно репрезентировать недоступную чувственному моделированию, то есть восприятию, реальность, так и лишь создавать иллюзию того, что являются адекватными моделями этой реальности. Как воспринимаемый объект существует для человека лишь в возникающем образе восприятия, так и не воспринимаемые, но моделируемые человеком вербальные сущности присутствуют лишь в конструкциях из понятий, репрезентирующих их. Смысл, договор, революция, отрицание и прочие объекты такого рода существуют лишь в соответствующих вербальных конструкциях, обозначаемых данными понятиями, и более нигде.
Описательные вербальные конструкции, замещающие сенсорные модели, трансформируются затем в конструкции языковые – новые искусственные объекты языка, которые сами впоследствии приобретают независимость от исходных сенсорных моделей.
Мы непрерывно создаем новые вербальные психические конструкции, в интегрированном и обобщенном виде моделирующие для нас окружающее, – выводы. Например: люди ведут себя так-то, это происходит потому-то; надо сделать так, иначе будет то-то и т. д. Мы постоянно строим прогностические вербальные психические конструкции, моделирующие ожидаемые нами изменения окружающей реальности, – предположения, а также планы будущих собственных действий в ней. Создаем и делимся с окружающими вербальными конструкциями – мнениями и оценками: обстоятельства изменились таким-то образом; надо сделать так-то, чтобы достичь того-то и т. д. и т. п. Постоянно формируемые нами вербальные психические конструкции представляют собой то, что мы привыкли называть точками зрения, прогнозами, рекомендациями, взглядами на проблему или ситуацию, подходами к решению, решениями и даже убеждениями и мировоззрением.
Одни вербальные психические конструкции у одного и того же человека могут быть глубокими и адекватными реальности, тогда как другие – совершенно неадекватными, а какие-то, казалось бы, необходимые, например нравственные вербальные конструкции, могут вовсе отсутствовать. Благодаря имеющимся у нас вербальным психическим конструкциям, формирующим множество «рамок» и «схем», мы структурируем, регламентируем и прогнозируем окружающее. Мы не отдаем себе отчета в том, что наши вербальные психические конструкции определяют наше поведение. Обычно человек вполне сознательно, но стереотипно реагирует на возникающую в его сознании привычную перцептивную психическую конструкцию – модель определенной типовой ситуации, поэтому повторяющиеся сходные психические конструкции, моделирующие окружающее, запускают повторяющееся же типовое поведение. Это позволяет нам не контролировать сознательно каждое наше действие, что было бы просто невозможно, и действовать привычно, или автоматически.
Вообще большинство решений и действий принимается и осуществляется нами в ответ на узнавание типовой для нас модели окружающей реальности, сенсорной или вербальной. У. Джеймс (2003) пишет в этой связи:
Заключительное основание для решения вопроса… обычно состоит в открытии, что мы можем отнести данный случай к тому классу, относительно которого мы привыкли действовать без колебания по известному стереотипному пути. …Лица, стоящие у власти, которым приходится принимать много решений ежедневно, носят в себе целый запас рубрик для классификации, причем каждая из этих рубрик связана с каким-либо произвольным своим следствием, и по этим рубрикам они стараются по возможности разместить новый вопрос или дело, встретившееся им. Если это новое дело такого рода, что не имеет прецедента и к которому нельзя применить никакого из готовых правил, то эти лица чувствуют себя растерянными и расстроенными неопределенностью задачи. Однако, как только они видят путь к знакомой классификации, они снова чувствуют себя легко [с. 476–477].
Человек постоянно создает новые вербальные конструкции. Одни из них бесследно исчезают навсегда. Другие периодически вновь появляются, но лишь в его сознании. Третьи, экстериоризируясь им, могут превращаться в постоянный элемент объективной психической реальности, то есть часто возникают в сознании множества людей, интериоризировавших их. Например, относительно недавно была создана новая психическая конструкция, обозначенная составным понятием личное стремление (Р. Эммонс, 2004). По мнению автора:
…это обобщающий конструкт, объединяющий фенотипически различные цели и действия вокруг общего качества или темы [с. 58].
Данная конструкция представляет собой когнитивную модель, которая репрезентирует не вполне ясные совокупности других сложных вербальных моделей и знакома пока только самому автору и его читателям. Со временем она или исчезнет, или займет место в психологии, при этом то, что ею моделируется, будет определено более четко.
Многие вербальные психические конструкции созданы человеком со специальными целями и моделируют объекты и явления, отсутствующие в окружающем мире, либо те, в физическом существовании которых можно сомневаться. Например, конструкции, обозначаемые понятиями: секунда, тонна, метр, ошибка, гипотеза, достижение, метафора и т. п. Лабильное и неустойчивое содержание многих вербальных психических конструкций удерживается главным образом благодаря существованию обозначающих их понятий и соответствующих им в языке слов. Например, таких понятий, как задача, цель, интересы, проект, стремление и т. п. Мы все вроде бы знаем, что стоит за этими понятиями, но если сопоставить наши индивидуальные их вербальные значения, выявится колоссальная разница. Я уже не говорю о конструкциях, обозначаемых такими понятиями, как онтология, трансцендентность, экзистенция и т. п.
Многие вербальные психические конструкции репрезентируют вымышленные сущности, то есть не моделируют ничего в окружающей реальности. Они обозначаются, например, понятиями джинн, эфир, эльф, дракон, Анна Каренина и т. д. и могут быть иллюстрированы образами искусственных объектов, взятых из фильмов, книг, картин и т. п.
Вербальных конструкций в «чистом виде», то есть состоящих только из понятий, в сознании человека практически нет. Даже наиболее абстрактные вербальные конструкции, вроде бы представляющие собой, как кажется очевидным, лишь «связку» понятий, всегда иллюстрируются какими-то, пусть и очень отвлеченными образами, которые можно обнаружить с помощью интроспекции. Причем часто это даже не просто иллюстрация, а раскрывающий сущность данной вербальной конструкции отвлеченный метафорический образ, легко замещающий ее собой в мышлении. Можно сказать, что чувственно-вербальное моделирование – это «улица» с двухсторонним движением. Сначала чувственные образы замещаются все более и более абстрактными вербальными конструкциями, но последние, в свою очередь, замещаются упрощающими их, метафорическими отвлеченными чувственными образами представления, которые можно назвать редуцирующими иллюстрациями.
Тот факт, что вербальные конструкции нашего мышления являются реальными психическими феноменами, продемонстрирован экспериментально. Так, Дж. Андерсон (2002) пишет:
Маклей и Осгуд (Maclay & Osgood, 1959) анализировали записи спонтанной речи и обнаружили большое количество речевых ошибок, которые означают, что фразы являются психологической реальностью. Они обнаружили, что, когда говорящие повторялись или поправляли себя, они обычно повторяли или поправляли целую фразу [с. 348].
Конструкции языка в виде устных фраз и письменных предложений – это искусственные объекты, удобные для передачи между людьми и потенциально содержащие в себе психические вербальные конструкции.
Особой разновидностью вербальных моделей являются конструкции, регулирующие поведение людей. Они описывают (моделируют) желательные, приемлемые или даже единственно возможные для данного общества, данной группы людей или конкретной социальной роли варианты и формы поведения, поэтому их можно назвать нормативными моделями поведения. Они обозначаются такими понятиями, как закон, инструкция, правила поведения, правила игры, правила спортивных состязаний, обычаи, традиции, запреты, табу и т. д. Они могут быть слабоструктурированными и даже аморфными (некоторые правила поведения, обычаи и традиции, должностные обязанности), а могут быть очень устойчивыми и жесткими, требующими точного и неукоснительного исполнения (законы, воинские уставы, инструкции по применению лекарств или приборов и т. п.). Эти вербальные конструкции варьируются в разных культурах и меняются с течением времени. И. Гофман (2003), например, пишет:
Границы фрейма боевых состязаний обозначены вполне отчетливо, можно проследить изменения в этих границах на значительном протяжении времени, и, что еще важнее, изменения правил хорошо документированы. Обычно в этих изменениях усматривают признаки снижения терпимого отношения к жестокости и опасности состязаний… Изменение фрейма организованного бокса можно проследить с момента его зарождения в начале XVIII в.: сначала дрались голыми кулаками, через несколько десятилетий ввели кожаные перчатки, в 1743 г. введены правила Брафтона и примерно в 1867 г. правила Куинсбери [с. 119].
Г. Фреге (1997) задает вопрос:
…как конструируется мысль и как ее части соединяются таким образом, что целое в итоге представляет собой нечто большее, нежели части, взятые сами по себе? [С. 72.]
Однако на этот вопрос ответил еще И. Кант, обнаруживший, что сознание способно к созданию, синтезу новых целостных психических сущностей из не связанного, в общем-то, друг с другом многообразия наших «созерцаний». Эта способность сознания лежит в основе формирования понятий и вербальных конструкций. И. Кант (1994) полагает, что:
…аналитическое единство сознания присуще всем общим понятиям как таковым… Представление, которое должно мыслиться как общее различным (другим представлениям), рассматривается как принадлежащее таким представлениям, которые, кроме него, заключают в себе еще нечто иное; следовательно, оно должно мыслиться в синтетическом единстве с другими… представлениями раньше, чем я мог бы в нем мыслить аналитическое единство сознания… [с. 101].
Согласно И. Канту [1994, с. 105], благодаря «единству апперцепции» – способности сознания создавать новую целостность из разнообразного психического содержания, возникает и суждение. Способность сознания объединять разнородное психическое содержание в новые целостные сущности пронизывает все наше психическое моделирование от чувственных образов до сложнейших вербальных конструкций, выступающих как единое целое, как новый психический феномен. Благодаря свойству, названному И. Кантом «единством сознания», не только множество чувственных образов, составляющих модель-репрезентацию объекта, превращаются в репрезентируемый объект, а затем и в соответствующее понятие, но и совокупности понятий – вербальные конструкции превращаются в новые психические феномены – умозаключения. Именно «единство сознания» превращает несколько разных понятий в единую сущность, трансформируя набор понятий в новый особый гештальт, который И. Кант называет «суждением». Рассматривая суждение «тела имеют тяжесть», Кант (1994) пишет:
…суждение есть не что иное, как способ приводить… знания к объективному единству апперцепции. …Я… хочу сказать, что они (представления. – Авт.) принадлежат друг другу благодаря необходимому единству апперцепции в синтезе созерцаний… Только благодаря этому из указанного отношения возникает суждение, то есть отношение, имеющее объективную значимость и достаточно отличающееся от отношения этих же представлений, которое имело бы только субъективную значимость, например, согласно законам ассоциаций. По законам ассоциаций я мог бы только сказать: если я несу какое-нибудь тело, я чувствую давление тяжести, но не мог бы сказать: оно, это тело, есть нечто тяжелое, следовательно, утверждать, что эти два представления связаны в объекте… [с. 105].
Автор заключает:
Многообразное, данное в чувственном созерцании, необходимо подчинено первоначальному синтетическому единству апперцепции, потому что только через него возможно единство созерцания [с. 106].
Итак, «единство сознания», или «единство апперцепции», проявляется как свойство психического содержания, выражающееся в гештальтности психических образов и даже ощущений, единстве моделей-репрезентаций, понятий и конструкций из них.
Дж. Лакофф (2004) указывает, что краеугольным камнем объективистской парадигмы является независимость окружающего мира от познания: мир такой, какой он есть, независимо от человеческих понятий, мнений или знаний, ум людей не может творить реальность. Автор утверждает, что такие представления ложны и противоречат почти всему, что известно из культурной антропологии. Он говорит:
Существует ли реально категория nehcihsähA122 (ссылка моя. – Авт.), включающая не только дядей по материнской линии, но всех родственников, согласно правилам, сформулированным Лонсбери? Культура индейцев фокс реальна, и такая категория реально существует в культуре фокс. Но было бы очень странно сказать, что эта категория существует независимо от человеческого ума и человеческих концептуальных систем. В подобных случаях реальность производят умы людей. Таковы все институциональные факты всех видов. Институты и установления творятся людьми. Они являются культурно-специфическими продуктами человеческого ума. И они реальны. …Культурные категории реальны, и они реальны благодаря человеческой деятельности. Правительства реальны. Они существуют. Однако они существуют только потому, что люди придумали их и затем действовали в согласии с этой концептуализацией. Вообще продукты человеческого воображения играют огромную роль в создании реальности. Деревья и скалы могут существовать независимо от человеческого ума. Правительства не могут. …Огромное количество продуктов человеческого ума существует, хотя и не так, как существуют деревья и скалы [с. 274–275].
…Куайн утверждает, что общее понятие множества должно быть изгнано из формальных языков, заслуживающих уважение философских дискуссий. Так, мой брат, мой чайник и мой письменный стол – все они могут существовать, но из этого не следует, что множество, содержащее эти три сущности, существует как сущность в мире. Однако это именно то, что утверждает классическая теория множеств – в объективистской интерпретации. Куайн стал Оккамом нашего века, выступившим в поход против философской «безответственности», против утверждений о существовании сущностей, которые реально не существуют в мире как сущности. Лучшими примерами этого являются множества произвольно собранных вместе вещей. …То, что мы видим как красный цвет, частично детерминировано отражающими свойствами объектов, частично нейрофизиологией и частично культурными факторами, обусловливающими различия в проведении границ между областями цветового спектра. Красный цвет не является объективно существующим свойством какого-либо объекта. Однако в обыденной, народной картине мира красный цвет – это признак, и любое описание этой категории мира должно, для того чтобы быть адекватным, трактовать это так же [с. 273–280].
В человеческом сознании, кроме сенсорных моделей конкретных объектов, сформировались понятия – вербальные абстрактные универсальные модели любого объекта, входящего в определенное множество, обозначаемое общим абстрактным понятием: стул, стол, ключ (вообще) и т. д. Например, любого стула, входящего в множество, обозначаемое понятием стул. Сформировались также репрезентации объектов, существующих не в физической, а в объективной психической реальности и обозначаемых, например, понятиями: договор, сделка, правительство и т. д. В процессе моделирования реальности психика приобрела возможность создавать, кроме сенсорных репрезентаций окружающего физического мира, вербальные репрезентации какого-то иного, хотя на первый взгляд того же самого, физического мира, объекты которого, однако, существуют только в самой психике.
Появление символических репрезентаций – понятий и вербальных конструкций привело к возникновению в человеческой психике нового класса репрезентаций – психических объектов. Возникло громадное множество сущностей, которые согласно «здравому смыслу» и всеобщему убеждению относятся к физической реальности, но в действительности представляют собой объекты реальности психической.
По мере развития человеческой психики уровень абстрактности психических конструкций повышается, все более отрываясь от сенсорной основы. М. Шелер (1988) пишет:
Человек способен отделить троичность как «количество» трех вещей от этих вещей и оперировать с «числом» «три» как самостоятельным предметом согласно внутреннему закону порождения ряда таких предметов. Животное не способно ни на что подобное. Таким образом, «идеация» означает постижение сущностных форм построения мира на одном примере соответствующей сущностной сферы… [с. 62].
Важно, однако, не то, что человек способен к «постижению сущностных форм на одном примере», а то, что он способен к созданию этих «сущностных форм» в своем сознании, так как такие сущности, как разные количества, – это абстракции, не существующие в физическом мире. В мире нет количеств «три» или «пять», а есть лишь три конкретных дерева или пять конкретных монет. Следовательно, человек способен создавать новые психические сущности не в физической реальности. Собственно говоря, это не новость и об этом писал еще в V в. Блаженный Августин (2006), обсуждая, например, слово «ничего»:
…этим словом обозначается не предмет, коего в действительности не существует, но состояние нашего духа, когда он предмета не видит и в то же время находит (или думает, что находит), что его нет [с. 60].
Многие наши понятия обозначают сенсорные модели ситуаций, связей между объектами, изменений объектов и т. д. Блаженный Августин [2006, с. 61] замечает, например, что предлог «из» «означает некоторого рода отделение от предмета чего-либо, прежде в нем бывшего». Действительно, абстрактное понятие из обозначает в нашем сознании сенсорную конструкцию, моделирующую движение одного объекта изнутри другого объекта. Она включает в себя бесконечное множество образов самых разных объектов, в которых происходит движение либо их частей, либо даже других объектов изнутри и наружу основного объекта. Обсуждая понятие если, Блаженный Августин (2006) пишет:
Мне думается, что оно означает сомнение, а где же быть сомнению, как не в душе? [С. 60.]
Автор прав в том, что понятие если обозначает психическую конструкцию, моделирующую состояние сомнения и нерешительности, состояние внутренней дискуссии, в которой человек пытается выбрать между разными возможностями, представляя результаты каждой из них.
Множество наших репрезентаций действительно имеют в физической реальности некие референты123 или аналогии (элементы «реальности в себе») и конституируют124 то, что принято считать физическими объектами, но многие свои сущности сознание конструирует при отсутствии каких-либо их референтов в физической реальности. Эти созданные сознанием сущности только в нем же и присутствуют и обозначаются, например, понятиями черт, вампир, ангел, сатир, кентавр и т. д. Сознание способно создавать такие сущности как из элементов сенсорных моделей реальных физических объектов путем их комбинирования, так и «из ничего» на базе вербальных конструкций, превращающихся в значения новых понятий: эликсир жизни, мертвая вода и т. п. Сконструированная сознанием психическая сущность обозначается новым понятием и становится полноправной частью содержания сознания человека, такой же, как чувственные и вербальные модели окружающих физических объектов.
Конституированные (имеющие референт в реальности) и сконструированные (не имеющие референта в физической реальности) человеческим сознанием сущности порой сложно дифференцировать, в том числе и потому, что на основе собственных образов представления человек нередко создает объекты искусственной физической реальности: рисунки, фильмы, макеты и др., поэтому у следующих поколений модели-репрезентации соответствующих сущностей возникают в сознании уже на основе перцепции этих искусственных объектов и в качестве моделей физической реальности. Таким образом, человеческое сознание способно «населять» окружающий мир в дополнение к объектам физическим еще и другими объектами разного рода: фантастическими, полуреальными, очень похожими на реальные, вероятно реальными, как бы реальными, реальными, но не физическими, а психическими и т. д.
Специальная вербальная конструкция, превращающаяся в вербальное значение соответствующего нового понятия, конституирует, создает новую сущность. Например, единорог – фантастическое животное, похожее на лошадь с рогом во лбу, русалка – девушка с рыбьим хвостом, живущая под водой, и т. п. Учитывая то, что для человека нет и не может быть никаких объектов, кроме данных ему в его же сознании, многие психические объекты, казалось бы, репрезентирующие окружающую реальность, во всяком случае не противоречащие сенсорным ее моделям, столь же реальны для него, как и репрезентации собственно физических объектов. Также и интериоризируемые психикой современного человека из объективной психической реальности вербальные психические конструкции, созданные предшествующими поколениями людей и моделирующие согласно «здравому смыслу» окружающий физический мир, не менее достоверны для него, чем его собственные чувственные перцептивные модели окружающего мира.
К психическим объектам, или псевдообъектам физической реальности, относятся очень многие и важные сущности125, которые в соответствии с представлениями «здравого смысла» принято считать особыми материальными объектами, множествами физических объектов, состояниями и свойствами объектов, их изменениями и явлениями физической реальности.
Все они конструируются с помощью специальных вербальных конструкций и репрезентируют в качестве якобы существующих в физическом мире особые сущности, которых, однако, там нет. При этом в физическом мире могут присутствовать другие физические объекты, которые могут ошибочно приниматься людьми за конкретные формы или варианты объектов психических: денег, товаров, собственности и т. д. Большинство же психических сущностей вовсе не имеют того, что можно принять за их референты в физической реальности. Например: зло, добро, справедливость, месть и др.
Вводя понятие психический объект, я отнюдь не «открываю Америку», так как под другими названиями психические объекты уже многократно были описаны в литературе. О них упоминал еще Р. Декарт (1989в):
Из того, что мы считаем вещами, наиболее общее значение имеют субстанция, длительность, порядок, число и другие понятия того же рода, распространяющиеся на все роды вещей. При этом я признаю лишь два высших рода вещей: одни из них – вещи умопостигаемые, или относящиеся к мыслящей субстанции; другие – вещи материальные, или относящиеся к протяженной субстанции, то есть к телу [с. 333].
В философии давно и широко обсуждается так называемое гипостазирование126 – опредмечивание абстрактных понятий, таких, например, как норма, право, свобода, равенство и др., приписывание им реального существования.
Психический объект, или псевдообъект, – это созданная сознанием в виде конструкции из понятий, являющейся значением нового понятия, репрезентация некой сущности, отсутствующей в физической реальности. Данная репрезентация не имеет соответствующего физического эквивалента (референта) в материальной реальности и, следовательно, изначально не является моделью части окружающего нас физического мира. Обычно она появляется в сознании конкретного человека в результате ее интериоризации им из объективной психической реальности, созданной обществом, в котором человек живет. Среди таких репрезентируемых и конструируемых сознанием сущностей можно выделить несколько наиболее важных групп: 1) фантастические сущности: леший, домовой, волшебник и др.; 2) вероятные сущности: черная дыра, электромагнитная волна, квант света, поле, квант гравитации, суперструна127 и др.; 3) утилитарные конвенциональные сущности: деньги, договор, работа, заем, сумма, частное, цена, доход, норма и др.; 4) полезные инструменты познания: социальный класс, средства производства, процент прибыли, капитал, этнос, пассионарность и др. (см. о них, например: С. Э. Поляков, 2004).